Если захотите продолжать разговор с тупым, то учитте, что:
а) никого автор "Цветов сливы" не хотел обмануть - он расставил по тексту маркеры, совершенно очевидные китайцу-современнику, а на москалей по понятным причинам не рассчитывал.
Чжана Чжупо он тоже ни фига не обманул - тот просто тщательно сделал вид, что обманут, чтобы спокойно, без цензурных помех, издать книгу и заработать на ней денег. За неортодоксальное конфуцианство ему бы влепили, а буддийскую мораль можно было подверстать к чему угодно. Несколько лет спустя Ли Юй под этим соусом напишет уже откровенную порнуху "Молитвенный коврик из бабьего мяса", которую уже сам, без помощи редактора, заполирует под буддизм.
б) аналогии с православным романом он может свернуть в трубочку и засунуть себе куда не светит солнце. Китайский синкретизм далек от хоть подхода, хоть сколько-нибудь похожего на авраамитический, как Нью-Йорк от Москвы.
Религиозный пофигизм конфуцианца может простираться до неописуемых пределов - пока люди выполняют социальные нормы. Если буддизм помогает вдове Симэнь держать марку правильной конфуцианской вдовы - с какой стати восставать против ее буддизма? Автор романа критикует буддизм в тех проывлениях, в которых буддизм ему кажется вредным - уход монахов из семьи, их моральный нигилизм, распутство, мздоимство. То, что картина кажется Могултаю совершенно невероятной, объяснимо - он мало читал тогдашней китайской худ. лит-ры. Дело поправимое.
в) нужно хорошенько выполоскать из могултайских мозгов совковый литературоведческий подход, согласно которому положительный герой есть непременно рупор авторских идей, а отрицательный таковым быть не может. То, что монах представляется околдованной героине положительным, никак не значит, что он таковым представляется автору. Пу Цзин - орудие "тянь-мин", Небесной Воли, а Небесная Воля может избрать орудием кого угодно. В случае Ли Пинэр и Симэня она избрала орудием блядь и мужеубийцу Пань Цзиньлян, а для Пань и Фэнь она избрала орудием "удальца" (читай - бандита) У Суна. "Тянь-мин" - это такая штука, которой совершенно по блюхеру положительность тех, через кого она ниспосылает к грешнику зверя Пи Цзе Ци. Автор-конфуцианец совершенно спокойно может избрать для этой цели не то что даоса-обманщика, но и бандита, убийцу, типа сколь угодно аморального и даже бессмысленное животное. Конфуцианству автора это не помешает: главное, чтобы костюмчик сидел, т. е. все получили свое.
а) никого автор "Цветов сливы" не хотел обмануть - он расставил по тексту маркеры, совершенно очевидные китайцу-современнику, а на москалей по понятным причинам не рассчитывал.
Чжана Чжупо он тоже ни фига не обманул - тот просто тщательно сделал вид, что обманут, чтобы спокойно, без цензурных помех, издать книгу и заработать на ней денег. За неортодоксальное конфуцианство ему бы влепили, а буддийскую мораль можно было подверстать к чему угодно. Несколько лет спустя Ли Юй под этим соусом напишет уже откровенную порнуху "Молитвенный коврик из бабьего мяса", которую уже сам, без помощи редактора, заполирует под буддизм.
б) аналогии с православным романом он может свернуть в трубочку и засунуть себе куда не светит солнце. Китайский синкретизм далек от хоть подхода, хоть сколько-нибудь похожего на авраамитический, как Нью-Йорк от Москвы.
Религиозный пофигизм конфуцианца может простираться до неописуемых пределов - пока люди выполняют социальные нормы. Если буддизм помогает вдове Симэнь держать марку правильной конфуцианской вдовы - с какой стати восставать против ее буддизма? Автор романа критикует буддизм в тех проывлениях, в которых буддизм ему кажется вредным - уход монахов из семьи, их моральный нигилизм, распутство, мздоимство. То, что картина кажется Могултаю совершенно невероятной, объяснимо - он мало читал тогдашней китайской худ. лит-ры. Дело поправимое.
в) нужно хорошенько выполоскать из могултайских мозгов совковый литературоведческий подход, согласно которому положительный герой есть непременно рупор авторских идей, а отрицательный таковым быть не может. То, что монах представляется околдованной героине положительным, никак не значит, что он таковым представляется автору. Пу Цзин - орудие "тянь-мин", Небесной Воли, а Небесная Воля может избрать орудием кого угодно. В случае Ли Пинэр и Симэня она избрала орудием блядь и мужеубийцу Пань Цзиньлян, а для Пань и Фэнь она избрала орудием "удальца" (читай - бандита) У Суна. "Тянь-мин" - это такая штука, которой совершенно по блюхеру положительность тех, через кого она ниспосылает к грешнику зверя Пи Цзе Ци. Автор-конфуцианец совершенно спокойно может избрать для этой цели не то что даоса-обманщика, но и бандита, убийцу, типа сколь угодно аморального и даже бессмысленное животное. Конфуцианству автора это не помешает: главное, чтобы костюмчик сидел, т. е. все получили свое.